Воспоминания о военном детстве подполковника в отставке Бондарева Ивана Ивановича (1933 г.р.)

Об отце. Родом я из крестьянской семьи. У моих родителей было четверо детей. Два старших брата, младшая сестренка и я. Мой отец – Бондарев Иван Фомич, 1902 года рождения, защищал Родину, был тяжело ранен во время Орловско-Курской операции в 1943 году в районе Прохоровки, подвозя снаряды на передовую, и был направлен на лечение в Таджикскую республику. После лечения его демобилизовали, и он работал в Таганроге на военном заводе до конца войны. На заводе он приобрел профессию жестянщика, эта профессия пригодилась ему и в мирной жизни. Отец любил петь, никогда не унывал, любил пошутить. Во время голода в 1947 году совсем не было хлеба, ели жёлуди, отец ездил на Украину, чтобы прокормить семью. Там в селах ремонтировал домашнюю утварь (ведра, кастрюльки, чугунки и т.д.). Потом шла проверка – течет, не течет. Если отремонтированная вещь не пропускала воды, отец гордо говорил: «Дело мастера боится!». Если же была течь, угрюмо произносил: «Божью силу не удержишь!». И принимался исправлять ошибку.

Мама и Николай. Один из моих братьев – Николай – был слепым. Вместе с отцом – прекрасным певцом, они часто пели песни в нашем сельском клубе. Председатель колхоза решил направить Николая в Ростовскую музыкальную школу для слепых в конце 30 годов. Началась война. Отец ушел на фронт. Неожиданно приходит извещение из школы слепых, что в связи с войной надо забрать сына домой. Моя мама была неграмотной: читать и писать не умела. Это было частое явление в сельской глубинке. Из Поповки она никуда не выезжала. Уже шли беспрерывные бомбежки дорог немцами. И вот мама рассуждает: «Поеду я за Николаем (а надо было ехать до Миллерова – 80 км на перекладных по дороге, которую бомбят, и от Миллерова до Ростова – 200 км по железной дороге, которую тоже бомбят). В общем, мала вероятность и доехать, и живой остаться. И останутся у меня трое сирот. Буду надеяться, что добрые люди не оставят сына одного». И не поехала. Надо быть матерью, чтобы понять, как разрывалось ее сердце. И действительно – нашлись добрые люди. Но об этом мы узнали только в 1949 году из письма Николая из Ташкента. Вот что он рассказал: «Не все родители смогли приехать за детьми в школу. Директор собрал оставшихся детей, и поездом их отправили в Узбекистан. Дорога длилась месяц. По дороге дети выступали перед ранеными красноармейцами, пели им песни, играли на музыкальных инструментах». Позже мой брат Николай закончил музыкальную школу в Узбекистане, стал преподавателем музыки, ему было присвоено звание «Заслуженный музыкант Узбекистана».

41-й год. Пошел в школу в 1 класс. Шла война. Начались бомбежки. В селе появились первые раненые и убитые. В октябре школу закрывают. Пришел я в школу, а там кавардак, учителей нет, книги валяются на полу, детвора растаскивает школьную библиотеку. Среди учеников прошел слух: книги с портретами Ленина и Сталина не брать, придут немцы – будут преследовать. Я уже научился читать. Взял две детские книги «Тема и Жучка» и «Каштанка». Это были мои первые книжки, которые я прочитал. Я пришел в школу босиком, а тут на дворе выпал снег. Пришлось возвращаться домой по снегу босиком.

Первые немцы. Я рыбачил на речке. Возвращаюсь домой и вижу: стоят на улице тупорылые машины, позже я узнал, что это «Фиаты», в кузове сидят немецкие солдаты, громко кричат, соскакивают с машин, бегут во дворы к селянам, ловят кур и тут же начинают их варить в казанах…

Это запомнил не только я, но и бедные куры. Позже о появлении немцев мы могли догадать по поведению кур: они разбегались в самые укромные щели, где их не могли достать фрицы. Но те их все равно вылавливали и рубали головы. Громко лаяли собаки, которых немцы впоследствии перестреляли. Село было перевалочным пунктом. Одни немцы уезжали на фронт, другие приезжали и снова требовали у местного населения курей. Женщины отвечали: «Кур уже до вас съели немцы». Немцы лопотали на ломаном русском языке: «Я нэ знаю, я нэ понимаю, курку забрали, яйки давай». Женщины возмущались: «Откуда возьмутся яйки, если нет курки?!».

У нас была одна черная курочка, которая при набеге немцев первая убегала и пряталась. Через некоторое время из 20 кур, которые были у нас, осталась только она. Я решил не рисковать и посадил курочку на чердак. Приносил ей пищу и воду. Она в одиночестве сидела смирно и перезимовала зиму. А в следующем году немцам было уже не до птицы, их самих «потрошили» под Сталинградом (ныне Волгоград), как тех кур.

О гранате. Война забирала жизни и калечила не только солдат, но и детей. Немцы ушли с села, пришли их прихвостни – румыны. Они расположились в мастерской по ремонту техники, а когда ушли, дети нашли там гранату и решили ее разрядить. Кто-то предложил положить гранату в речку на мелководье, она намокнет, а потом ее разрядить. Через неделю вытащили гранату и начали швырять по люду, бегая за ней. Я тоже присоединился к ним. И вот бросок, граната падает и начинает шипеть. Ребята бросаются к ней, один хватает ее в руку, пытаясь отшвырнуть…И взрыв. Я находился за товарищами в момент взрыва, закрыл глаза. Одному мальчику оторвало руку, повредило ногу и раскромсало живот. Позже он умер. Моему двоюродному брату тоже оторвало руку, а мне мелкими осколками и порохом посекло лицо. И когда я прибежал домой и мама заголосила, глядя на мое лицо, я успокаивал ее: «Ничего, мама, это пройдет». Действительно, прошло. Но для меня это был хороший урок – не брать в руки взрывчатые вещества, ведь и после освобождения села много сельских детей подорвалось на гранатах и снарядах, оставшихся после войны.

Итальянцы и лягушки. Были в Поповке во время войны и итальянцы. Запомнились они тем, что возле речки жарили, а затем ели лягушек. Для нас это было в диковинку. Но мы, мальчишки – быстро смекнули – наладили обмен, ловили для них лягушек, а они нам давали хлеб, которого у нас не было. Хлеб несли домой и ели вместе с родными.

Случай с вишневым садом. Когда у нас квартировали немцы, они укладывались на кровать, маму сгоняли на пол, а нас с сестрёнкой на печку. Было холодно, дрова закончились, и немцы пошли в сад напилить дров. Подошли к вишне. А красавицы вишни были гордостью нашего сада. Моя мама стала перед вишнями и загородила их собой. Немец направил на нее автомат, угрожая убийством. Мама кричала: «Убивайте меня, а вишни я вам не дам рубить!» Среди немцев был переводчик, он что-то сказал, и фрицы отступили. Они пошли в соседний сад и там напилили дров.

Конец 42 года. В селе находятся «вояки», раненые и те, которых заменяют по ротации. И сразу видно по их жестам, восклицаниям, мимике, что им дают «большого жару» под Сталинградом. Это уже не те вояки, которые в начале войны успешно воевали с курами. Я, наблюдая со стороны, не понимал, о чем они говорят, но видел их испуганные лица, слышал их восклицания, в которых звучал ужас, они сопровождали свои рассказы жестикуляцией, изображая бомбардировки, взрывы. И по их удрученным лицам было видно, что они терпят поражение.

Освобождение села от немцев. Конец 42 года. Идет ожесточенный бой за наше село Поповку. Стрельба, стрельба, стрельба… Мы бежим в низину на конюший двор. Над головой свистят пули. Мама постоянно говорит нам: «Наклоняйтесь, наклоняйтесь, еще ниже наклоняйтесь!».

Наконец, добрались. Там уже было человек 30. Почти все из нашего «крайка». В конюшем дворе прятались потому, что он был из кирпича, покрепче наших саманных хат. Сидим, дрожим и молим Бога, чтобы снаряд не попал в этот дом. Вдруг слышим, с улицы раздаются громкие крики на родном русском языке. Выбегаем во двор: Наши пришли!!! Мне они все показались великанами, наверное, потому, что сам еще был маленький. Прокопчённые, просмоленные, пахнущие порохом, в полушубках, в валенках, в шапках, а на шапке еще и каска. Женщины сразу же бросились к ним, предлагая, кто воду, кто кружку молока. Бойцы кричали: «Покажите, где прячутся немцы. Мы их выкурим, а потом будем пить молоко!» Как потом оказалось, эти бойцы в основном были сибиряки. В 1941 году они впервые «шуганули» немцев под Москвой, продолжили под Сталинградом и освобождали нас. Немцы упорно оборонялись, а потом «драпали», оставляя оружие, технику, раненых и убитых. По селу прошел клич: можно идти на шоссе за трофеями, и я побежал вместе со всеми. Прибежав на поле боя, мы увидели подбитую технику – танки, орудия, машины, а еще убитых немцев. Односельчане брали съестные припасы, которые нашли в обозе, одежду, обувь. Все это нам пригодилось. Перешивали одежду, кормили изголодавшихся детей. Позже я ходил в школу в трофейном перешитом пиджаке.

Подвоз воды. 43-й год. Мне 10 лет. Село уже освобождено. Идет косовица. Мне поручают подвести воду для косарей. Набираю бочку воды (100 литров) и еду к косарям на быках. Навстречу машина. Волы шарахнулись от нее, бочка опрокинулась. Вода вылилась. Что делать? Поднять бочку сам я не в силах. Жду, кто же мне поможет. Наконец-то едет водитель, видит, я «барахтаются в кювете», остановился, помог мне. И снова назад за водой. К косарям я, конечно припозднился, но все им рассказал, и они меня поняли. Зато от бригадира получил хорошую выволочку.

Сбор колосков. Уборка урожая шла медленно – и техники мало, и людей мало. В основном женщины, старики и дети. После жатвы на поле оставалось много колосков. А хлеб нужен на фронте и в тылу. И собирать надо до зёрнышка. Собирали колоски в поле. Собирали в основном дети-школьники. Поле, жара и надо сотни раз наклонится, чтобы побольше собрать колосков. К вечеру уставали так, что и рассказать нельзя.

Весть о победе. 9 мая 1945 года. Я учусь в 3 классе. Возвращаясь из школы, от стариков на скотном дворе узнаю, что по радио сообщили: «Войне конец! Мы победили! Победа!» Я стремглав бегу, чтоб побыстрее сообщить нашим о победе. Бегу через мостик, через нашу речку Яблоновку. Мостик хлипкий – шатается. В этом месте река мелкая. Я, не задерживаясь, бегу вброд. Моя мама работала в садово-овощной бригаде. Это как раз по пути к нашей хате. Уже слышу– разговаривают работающие женщины. А сад, где они работали, окаймлял лесок, заросший крапивой. Я, обжигаясь крапивой, в мокрых брюках, продираюсь в сад, и кричу: «Вы тут работаете и не знаете, что по радио сообщили: Войне конец! Мы победили!!! Победа!» И тут началось: на мои крики сбежались все женщины, в их числе и моя мама. Восторг! Крик, смех, плач! Счастливые лица! Меня обнимают, целуют, как вестника долгожданной победы. Каждая семья в нашем селе потеряла в годы войны или отца, или брата, или мужа. И тут такая долгожданная радость. Конец войны! Наша победа! Победа, которую ждали почти пять лет. Победа, которую вынесли на своих плечах мужчины на фронте, и женщины, и дети, и старики, работающие на победу в тылу. Такие счастливые лица позже я видел только на свадьбах. А такой смех сквозь слезы не видел никогда.

Смерть за 9 месяцев. Мой самый старший брат – Петр Иванович Бондарев 1921 года рождения был призван в армию накануне войны. В июле 1941 года он попал в плен к немцам, находясь в Белоруссии. 9 марта 1942 года он умер в плену в городе Ноебрандербурге в Германии. Моя семья об этом узнала из архивов, изъятых у немцев, которые скрупулёзно записали место рождения моего брата, рост, вес, цвет волос, девичью фамилию моей мамы, но забыли записать, почему здоровый сельский парень, ничем не болевший, имеющий хорошую генетическую наследственность (отец умер в возрасте 82 лет, мать в возрасте 85), у них умер через 9 месяцев после того, как попал в плен. Это чудовищно, чудовищно и еще раз чудовищно! Когда я служил в Германии (ГДР) в 1970-1975 годах, один нетрезвый немецкий полицейский начал рыдать и проклинать Советский Союз за то, что он 6 лет проработал в Сибири! Как ему было там тяжело! Наверное, ему было бы легче, если бы его через 9 месяцев плена отправили на тот свет!

После окончания 7 класса я подал заявление о поступлении в Ростовское мореходное училище, написав о том, что мой брат попал в плен и там погиб, мне отказали. Мотив – брат был в плену.

Так я уже при поступлении в Белгородское противотанковое артиллеристское училище «упустил» строку о смерти брата. Поступил, успешно закончил его и, прослуживши 30 лет верой и правдой своей Родине, ушел в отставку.

О себе. Трудные были годы и жизнь была трудная, но мама моя, Лукерья Матвеевна, отправила меня учиться в школу, несмотря на то, что отец был на фронте, а ей было очень тяжело с двумя детьми. Она мне все время говорила: «Учись сынок, учись и учись. Это тебе в жизни очень пригодится». И была права. Я с 1942 по 1952 годы закончил 10 классов, хотя многие мои сверстники оканчивали учебу, проучившись 4 года или 7 лет. Я до сих пор благодарен своей маме. Я выбрал профессию военного. Прослужил 30 лет, в звании подполковника ушел в запас. Рядом со мною все эти годы находилась горячо любимая жена – Бондарева Зинаида Павловна. У нас 2 дочери, 2 внуков и 3 правнуков. Я желаю всем моим детям, внукам и правнукам мирного неба и благополучия.

Из семейного архива Чумак-Жунь Ирины Ивановны профессора, доктора филологических наук, заведующей кафедрой русского языка и русской литературы историко-филологического факультета педагогического института НИУ «БелГУ» и Сычевой Ирины Игоревны кандидата экономических наук, преподавателя экономических дисциплин инжинирингового колледжа НИУ «БелГУ»